Реалити. 13-15 августа 2009 г.

[chrysalide]

Эта новелла родилась из кусочков и набросков, которые уже давно валялись в моём воображении, как кусочки мозаики. Три вечера я склеивала их в одно, и по мере склеивания появлялись новые герои, и начинали жить собственной жизнью.
Я не знаю, в какой стране происходит действие - где-то в Европе. Сама же идея реалити-шоу "Жизнь со звездой" пришла ко мне во сне в ночь на 13 августа: я видела себя участницей. Но на самом деле не хотела бы быть ей...
Не ищите сходства главного героя с кем-либо из моих префере. Героиня же отчасти позаимствована из великолепной книги Зое Вальдес "Кафе Ностальгия", признаюсь В остальном - полностью вымышленные персонажи, любое сходство с реальными лицами - случайно

На моем столике кисточки, пудреницы, тени, блески, лаки, влажные салфетки, расческа, маникюрные ножницы, и еще миллионы важных мелочей, разбросаны в беспорядке. Только я умею разбираться в этом хаосе, за доли секунды выхватывая нужное, не глядя никуда, кроме лица клиента в зеркале. За моим столиком никогда не работает другой гример. Для меня это такая же «личная зона», как шкафчик с одеждой. С самого начала работы здесь я поставила такое условие: никаких чужих у моего столика.
Я работаю в шоу «Жизнь со звездой» два с лишним месяца. Третий сезон. Это – реалити-шоу, что означает, что мои услуги могут потребоваться в любой момент. Зрители принимают как должное, что у участников, постоянно находящихся под прицелом камер, и, кажется, даже никогда не отлучающихся в туалет, всегда свежие, симпатичные лица. Несколько раз в день, незаметная внутренняя дверь вне камер открывается к нам, в пространство с четырьмя столиками и большими зеркалами, где свет выровнен под павильонный, чтобы результат нашей работы не выглядел перед камерами похабно из-за небольшой разницы в освещении. Бегут минуты, влажная салфетка очищает лицо клиента, стираем всякую гадость, убираем загрязнения из кожных пор, тональный крем, пудра, маскируем прыщи и нездоровую синеву под глазами, удлиняем ресницы, чуть-чуть, чтобы придать блеск глазам, корректируем брови, наносим немного блеска на губы… Нет ничего хуже болтливого клиента – который пытается разговаривать во время нанесения грима и постоянно дергается. Хотя нет, есть вещь и похуже – когда клиент пытается давать советы. Когда он считает, что лучше знает, сколько румян ему наносить на щёки, или требует предоставить цветные контактные линзы, считая, что голубые глаза ему пойдут больше. К счастью, в реалити-шоу клиенты быстро усваивают, что гример – как водитель автобуса, во время работы с ним разговаривать нельзя. Примерно раза с третьего.
Впрочем, я знаю достаточно коллег, которым это не мешает. Скорее, это мы с Моникой такие «буки». Либо мы неумехи, что не могут нормально работать с подвижным лицом, либо нам попросту не хочется вести пустые разговоры с незнакомыми людьми.
«Жизнь со звездой» - одновременно один из самых легких, и самых трудных проектов, над которыми мне приходилось работать. Легкий, потому что каждый сезон длится две недели, и участников всего два. Трудный – потому что каждый сезон новые клиенты, один из которых знаменитость. Знаменитость, которой стоит труда объяснить, почему на проекте с ней не может работать собственный гример, и которая первые дня два-три непременно критикует твою работу и пытается давать советы.
Идея шоу в том, что путем случайного выбора из писем зрителей выбирается один «счастливчик», которого селят на две недели в одном доме с какой-нибудь знаменитостью: певцом, актером, спортсменом. Четырнадцать дней избранный имеет возможность наслаждаться близостью к своему кумиру, вести с ним разговоры за завтраком, созерцать его в «семейниках», задавать вопросы. Всё, кроме сексуальных домогательств – естественно, на деле этим правилом иногда пренебрегают, чтобы придать остроты действию. На мой взгляд, идея отвратительная (недаром звезды действительно высокого уровня в шоу никогда не участвуют). Но зрителям нравится. Пока что у шоу хороший рейтинг. А у меня неплохой заработок. И роскошь не разрешать ночным гримерам пользоваться моим столиком.
Прошла неделя после окончания второго сезона. Сразу после того, как предыдущая знаменитость, актер телесериалов, и его «напарница», довольно веселая бабулька 67 лет от роду (мой лучший клиент, кстати), покинули искусственный «дом», было объявлено имя следующего известного участника, и начался сбор писем от претендентов. В субботу вечером в прямом эфире состоялся розыгрыш. Мы с Паолой смотрели дома, на диване, от души забавляясь: при том, что 95% присылающих заявки – женщины, в этот раз «счастье» досталось мужчине. Итак, на следующей неделе у меня будут два клиента мужского пола, причем один из них – тот, что зритель, - бородатый. Брр. Ненавижу работать с бородатыми или любителями «трехдневной щетины», особенно с последними.
Знаменитость – на этот раз певец. Я не слишком увлекаюсь музыкой, слушаю только джаз, иногда, чтобы расслабиться. Зато Паола оживилась, и уже косится на меня просящими глазами, хотя у нас есть правило: она никогда не приходит ко мне на работу, никогда не пользуется моим служебным положением. Ей только тринадцать, и у меня нет ни малейшего желания впускать её в этот мир.

Мы с Моникой гримируем клиентов по очереди. Сегодня у меня – знаменитость, у неё – «простой смертный», завтра наоборот. Моника и я работаем в паре почти пять лет. Мы никогда не «подсиживали» друг друга из-за хорошего проекта и никогда не старались спихнуть друг другу неприятных клиентов. Впрочем, в нашем деле быстро привыкаешь: клиенты – всего-навсего головы. Иногда говорящие головы. Как по телевизору. Не более реальные, чем по телевизору. Погружая руки в волосы, к которым мечтали бы прикоснуться тысячи женщин в этой стране, мы заботимся только о том, чтобы на пиджак не осела перхоть. Никаких эмоций.
У Моники настолько легкие руки, что пару раз случалось – её клиенты засыпали в кресле. Они мягко порхают, как крылья бабочки, незаметно делая свою работу, и, если понаблюдать за этим со стороны, кажется, что Моника рисует картину прямо на человеческом лице. Когда-то она училась в художественной школе. Но поняла, что не хочет быть посредственным художником. Зато у неё получилось стать идеальным гримером.
Моя рука не так легка, зато у меня безукоризненное чутьё – всегда угадываю, когда остановиться, чтобы не переборщить с пудрой или не сделать из солидного политика гламурного гея с розовыми губками. И еще у меня железные нервы, которые не по зубам самому противному клиенту.
Когда наша новая знаменитость в первый раз садится ко мне в кресло, с облегчением отмечаю, что у него хорошая, очень чистая кожа. Не потребуется много возиться.
- Добрый день, - здороваюсь, одаривая краткой профессиональной улыбкой, в то время как руки уже начинают, отдельно от меня, производить нужные действия. Сейчас нам понадобится пудра «тройка», немного геля, чтобы уложить брови…
- Добрый день, Амалия, - здоровается он. Моё имя написано на бейджике на груди.
И я вдруг со смущением понимаю, что не помню, как зовут его. Закончу сеанс – надо спросить у Моники.
Не понимаю, как так могло получиться. Ведь позавчера, вместе с Паолой, мы пол-вечера смотрели его по телевизору.
- Наверно, тяжело приезжать на работу так рано? – спрашивает он, пока я, пригнувшись, наношу на его лицо тональный крем, совсем чуть-чуть, тут много не надо.
Понятно, в очередной раз попалась «говорящая голова».
- Я привыкла, - отвечаю коротко, но достаточно дружелюбно, - у таких клиентов повышенная обидчивость, и еще они привыкли, что все кругом хотят с ними общаться.
- Давно работаете здесь?
Узнаю тон. У него тоже «условный рефлекс на дружелюбие», свойственный некоторым публичным людям. Это неплохо. Жаль, что звёздная болезнь встречается чаще.
Как бы там ни было, несмотря на говорливость, клиент вызывает у меня симпатию.
- Девять недель. Пожалуйста, сейчас помолчите, мне надо подкрасить Вам ресницы.
Он молчит до конца сеанса. И только, встав с кресла, смотрит в зеркало, делает легкий вираж бедрами, поворачиваясь ко мне, и шутливо спрашивает:
- Как думаете, я готова ехать на бал, фея-крёстная?
Моника, ещё не закончившая работу над своим клиентом, поднимает голову и широко улыбается. Я, в несвойственном мне порыве игривости, показываю ему большой палец и делаю шутливый реверанс.

Каждый сезон «Жизни со звездой» длится только две недели потому, что на больший срок знаменитость задержать нереально. У певцов – концерты, у спортсменов – тренировки… Эти две недели я работаю с полвосьмого утра до восьми вечера: первый выпуск шоу в восемь утра, последний – в половине двенадцатого. Без выходных. Иногда приходится оставаться вместо вечернего гримера.
В эти дни мне остаётся очень мало времени на Паолу. Мы компенсируем утраченное потом, в перерывах между сезонами, проводя всю неделю вместе.
Паола сообщила мне необходимый минимум о моём новом клиенте. И имя, и возраст (35 лет, надо же, мой ровесник – почему-то мне казалось, что он старше), и количество выпущенных альбомов, и название фильма, где он снялся. У неё оказался даже его диск, но мне хватило прослушивания в «демо-режиме», чтобы понять: не моё. Приторные баллады и мажорные поп-песенки. Музыка как раз для девчонок возраста Паолы.
На съемки я её, разумеется, не возьму. Но автограф, так и быть, обещала.

Третий день съемок.
У него красивое имя – Даниэль. И идиотский, на мой взгляд, творческий псевдоним – Дэн Смарти.
«Умник Дэн», стало быть, насколько я помню английский. Даниэль мне нравится больше.

-Амалия, Вы всегда молчите. Почему?
А почему я должна быть болтливой?
- Просто не умею делать два дела сразу. Стоит начать разговаривать, и сразу выпадаю из работы.
Утренний сеанс, он выскочил на гримировку прямо из искусственной «кухни». На нём смешная футбольная футболка с эмблемой какого-то португальского клуба. В ней он выглядит совсем мальчишкой, и когда я склоняюсь над ним и начинаю прохаживаться кисточкой по щекам, в голову приходит, что, наверное, когда он злится, то и хмурит брови и выпячивает губы, как мальчишка.
Всегда обращаю внимание, какая у клиента линия губ. Не то оттого, что некоторым требуется контурный карандаш, не то просто так, без причины. Однажды мы об этом говорили с Моникой, и она призналась, что в первую очередь смотрит на нос. Кстати, самую сложную область работы – один неверный мазок, и он либо неимоверно выпячивается, либо совсем «исчезает» с лица.
У Даниэля губы четкие, красиво изогнутые. Без сомнения, он фотогеничен, и на этой неделе рейтинг шоу еще чуть-чуть поднялся. Моего клиента любят камера и куча телезрительниц, возрастом от семи до семидесяти.
Сегодня он особенно разговорчив.
- Знаете, почему я до сих пор не женат? – неожиданно спрашивает он.
Мне неинтересно, но сказать ему об этом прямо я не могу. Он смотрит на меня в зеркало, и я легонько отрицательно качаю головой. Приподнимаю его подбородок, чтобы нанести немного блеска на губы.
- Не знаю, но угадаю, если хотите. Просто те женщины, которых Вы знали, всегда хотели от Вас чего-то необыкновенного. Они ждали, что Вы всю жизнь будете разговаривать с ними строками из Ваших песен. И не понимали, почему Вас так раздражало, когда они их цитировали в моменты страсти. Готово.
С полминуты он пристально смотрит на меня, потом поднимается из кресла и молча уходит.

Пятый день. Мелисса, вечерний гример, плохо себя чувствует, позвонила сказать, что не придет. Последние несколько дней погода ни к черту, хлещет дождь… У Моники заболел муж, поэтому остаться работать пришлось мне.
Клиент, кажется, доволен. Ему не нравится Мелисса.
А мне не нравится возвращаться домой, когда Паола уже спит. Она с десяти лет обходится без взрослых, но я всё равно беспокоюсь.

Седьмой день съемок. Сегодня он мрачнее тучи.
Достал партнер по шоу? Надоело жить «под микроскопом»? Уже?

- Вы знаете, что такое любовь, Амалия?
Он ждёт, пытаясь поймать мой взгляд в зеркале.
А я вспоминаю.
Косой дождь хлещет по стеклу машины. Река внизу, под набережной, почти не видна, но если выйти наружу, её можно услышать. Эта река никогда не бывает спокойной, она всегда плещет, бурлит, закручивается водоворотами. В этом городе больше всего самоубийц, выбравших для сведения счетов с жизнью именно прыжок с моста. Эта река не отпускает, не даёт передумать.
Отец Паолы сидит на водительском месте. Мы смотрим друг на друга. Без улыбки, безо всякого выражения, как незнакомые люди, и только глаза мерцают в темноте. Между нашими глазами сейчас бесконечные километры морской синевы, а между нашими руками напряжение в тысячи вольт. Он говорит, что хотел бы поставить для меня песню. Это не его песня, но он сам спел её и записал, потому что она – о нас. Потому что это самая верная, самая нежная и самая точная песня о любви.
Он протягивает руку, включает магнитолу. Я слушаю его голос, приятный, хорошо поставленный, конечно, не самый лучший голос в мире, но слова действительно – те самые, с километрами моря и напряжением в тысячу вольт, и в голосе у него – эта ночь, река, и обещание бесконечности вместе, которая так и не наступила.
«Что я люблю тебя,
Больше всего и больше всех -
Я уже сказал тебе
Сказал и солнцем, и кометами,
И ветром, и дорогами,
Я сказал тебе это сияющей водой
Что я люблю тебя,
Единственную из женщин,-
Я рассказал тебе об этом
Хлебом насущным
Я сказал тебе это
Слезами и радостью
И тем упрямством, что нас убивает
И умирает

Я люблю тебя, женщина, люблю
Люблю – что я могу с этим поделать?»*

Когда наши ладони сплетаются, я чувствую, какие холодные, озябшие у него руки.
Я подношу его руку к своим губам и тихонько дышу на неё, чтобы согреть…

Мой клиент всё еще ждёт ответа. Прошло каких-то полминуты…
Я вспоминаю, что подумала тогда, у реки…
- Любовь – это когда понимаешь, что всю жизнь готова согревать его руки своим дыханием.

Снова тот же пристальный взгляд через зеркало.
- Красиво. Но Вы меня разочаровали. Звучит как строчка из дешевого романа.
- Или как строчка из одной из Ваших баллад?
Его мнение мне, в общем-то, безразлично. Он спросил, я ответила. Чтобы не звучало, как в «дешевом романе», надо самому пережить такое. Моему клиенту просто не повезло. А может, не повезло мне.
Нет, всё-таки – ему. У меня есть Паола.

Тринадцатый день съемок.
Открытки Паолы, приготовленные ею для автографов, лежат в моём шкафчике. Сегодня мне в любом случае возвращаться на такси, можно еще немного задержаться, попросить клиента подписать. Моя дочь притащила целый ворох – не иначе, для всех подружек. Забыла только приложить список с их именами.
Мелисса опять болеет, и я работаю за неё.
Конечно же, об открытках вспоминаю уже в такси…

Меццоне позвонил мне в воскресенье утром.
- Амалия, он хочет, чтобы вечером его гримировала ты.
Спросонья я сначала не поняла, о чём речь. А когда поняла – разозлилась.
- Фортунатто, у меня выходной! Ты прекрасно знаешь, что на финалах работают другие люди.
- Он хочет тебя, милая. И без тебя грозит сорвать съемку финала. Говорит какую-то чушь, что когда гримируют другие, у него мешки под глазами и губы малиновые.
- Всё это прекрасно лечится, угрозой выплаты неустойки, если он не выполнит условия контракта! Ты не хуже меня знаешь, там не прописано, кто именно должен его гримировать, зато написано, что будет в случае невыполнения обязательств.
- Амалия, приезжай. Это моя личная просьба.
Фортунатто Меццоне, режиссер-постановщик, словно вышел из кадра комедийного фильма. Этакий добродушный итальянский пухлячок с лукавыми глазами. Того гляди, воскликнет «Мамма мия!» и достанет из цилиндра пиццу. В какой-то мере он поддерживает имидж, - называет всех женщин на съемочной площадке «милая» и «белиссима», трагически вздыхает и хватает себя за волосы, когда что-то идет не так, насвистывает себе под нос итальянские песенки, будучи в хорошем настроении, и, естественно, ругает пиццу, которую «в этой стране вообще не умеют готовить». Но все, более-менее близко знакомые с ним, знают, что за железный характер и острый ум скрываются под маской «итальянского дядюшки». Он может осадить любого чрезмерно «зазвездившего» клиента.
Если Фортунатто просит меня приехать, значит, так надо. Я всё еще недовольна, всё ещё возражаю, но уже знаю, что встану и поеду в студию сегодня вечером.
- Вы даже не задали мне ни единого вопроса за всё это время.
Удивил. Я, на несколько секунд, даже оторвалась от укладки его прически и посмотрела на него в зеркало. Глаза у него красивые, ореховые. У Паолы такие же, но светлее. Она очень похожа на Дьего. Иногда пожмет плечами, взглянет исподлобья - копия отца…
Почему я должна задавать какие-то вопросы этому «умнику Дэну»? О чём?
- Вопросы?
- Бросьте. Вы вот гримируете людей, некоторые из которых, возможно, никогда в жизни не дают интервью, как бы ни мечтали журналисты, - и Вам никогда не хочется воспользоваться этой возможностью, спросить что-нибудь? Узнать то, чего не знают другие?
- Никогда не мечтала о карьере папарацци.
Он делает то, чего никогда не делал раньше: останавливает мою руку с расческой и поворачивается ко мне лицом.
- Амалия, простите, но мне хочется задать Вам вопрос: почему Вы так не любите людей? Почему они Вам неинтересны?
Я вдруг чувствую, как раздражение, копившееся на протяжении двух недель вместе с усталостью, пробивается наружу. Еще немного – и я могу потерять контроль и ответить ему честно.
Что мне интересны люди, но только определенные люди.
Что у меня есть мама, Паола, Моника и несколько друзей, и это единственные люди, которые мне интересны.
Что я не выношу, когда чужие люди пытаются изображать из себя психологов и без спроса лезть мне в душу.
Что я не понимаю, что ему, в конце концов, нужно от меня, и почему он не понимает, что моя личная жизнь заслуживает не меньшего уважения, чем его собственная.
Я вспоминаю Паолу и её открытки, которые так и забыты в моём шкафчике.
Он же просто хочет напомнить мне – или самому себе – что он знаменитость. Что он нужен и интересен всем подряд, от продюсера до посудомойки.
Всё-таки он мальчишка. Большой мальчишка с ореховыми глазами, который не понимает, почему кто-то не хочет с ним дружить. Он же такой хороший. Его все любят.
Как у него получается сохранить такую наивность и выживать в шоу-бизнесе?
Я, пожалуй, доставлю ему удовольствие. Тем более, для этого почти не надо притворяться.
- Даниэль, - впервые называю его по имени, - Вы не совсем правы. Я любопытна не меньше, чем любой другой человек. Но Вам ли не понимать, почему я не задаю вопросов?
Вот так. Пусть думает, что меня сдерживает только профессиональная этика.
Мягко надавливаю на его плечо, заставляя опять развернуться к зеркалу.
- Вы слышали мои песни? – спрашивает он.
- Слышала.
- Какой альбом?
- «Вторую попытку».
- Понравилось?
- Честно говоря, моя дочь заставила меня послушать. Простите, я просто не очень люблю музыку. Готово.
Развязываю накидку. Он не встаёт из кресла, сидит, разглядывая себя в зеркале. Я его не тороплю: несмотря на разговоры, мы быстро закончили, есть ещё несколько минут.
- Сколько лет Вашей дочери? – спрашивает он.
- Тринадцать. Она большая Ваша поклонница. Я не разрешаю ей приходить на съемки, но она просила взять для неё автограф. Распишетесь после шоу?
- Конечно! Нет проблем.
- Торопитесь с выводами. Предупреждаю, Вы еще не видели той горы открыток, которой она меня снабдила, и подписать надо все.
Улыбается. Хорошая улыбка. Ни его музыка, ни он сам – не в моём вкусе, но нельзя отрицать, что он очень обаятелен.
- Сколько лет Вы поёте, Даниэль? – неожиданно даже для себя спрашиваю я.
- Двадцать лет. Я начал, когда мне ещё не исполнилось шестнадцати.
Вот как. Мне почему-то казалось, что популярность пришла к нему совсем недавно. Поэтому и волнуется, когда кто-то не проявляет к нему интереса.
- За все эти двадцать лет, - продолжает он, - я так и не смог привыкнуть к одной-единственной вещи. Всё это время не перестаю удивляться… Знаете, чему?
Пожимаю плечами.
- Людям. Тому, что я настолько им интересен, что они могут часами разговаривать обо мне. Строить догадки о том, какой я. Пытаться угадать, в каком я настроении на той или иной фотографии. Какой у меня характер, нравятся ли мне блондинки или брюнетки, что я ем по утрам на завтрак. Я поражаюсь, когда они часами ждут возле концертного зала, чтобы просто увидеть, как я выхожу из машины. Когда я говорю им пару слов, или пожимаю руку, или фотографируюсь с ними – мне странно видеть, что они от этого действительно счастливы.
Не могу, не в силах понять. Каждый раз хочется сказать – зачем это, я ведь самый обыкновенный! То, что они любят – это ведь на самом деле не я, это мои песни. Это тот парень, который поёт на сцене, может быть, и крут, но не я… Должно быть, я должен этим гордиться, чувствовать себя избранным. А мне страшно значить так много для незнакомых людей…
И иногда я встречаю людей вроде Вас. Вы ведь не притворяетесь, что я Вас не интересую, Вы действительно ко мне равнодушны. И дело не только в Вашей работе.
- И Вы каждый раз ставите эксперименты… Пытаетесь раскусить, наигранное ли это равнодушие или подлинное.
- Поверите, если скажу, что спросил только Вас, почему Вы мне не задаёте вопросов?
- Поверю.

После финала в прямом эфире – традиционный банкет для съемочной группы и участников реалити. Раз уж я здесь, мне предложено остаться.
Два бокала шампанского и пара сэндвичей – проголодалась за день, - и я потихоньку натягиваю плащ. Выскользнуть на улицу, поймать такси. Неимоверно устала за эти две недели.
Ночь. Косые струи дождя хлещут по стеклу. Таксист сосредоточен на дороге, негромко бормочет радио. Внизу – невидимая река. В моей сумке – двадцать восемь открыток с автографами Дэна Смарти. Двадцать девятая – «Паоле и Амалии, с любовью, Дэн Смарти». Представляю, как надует губы дочь, увидев вписанным и моё имя – я протестовала, но клиент сделал по-своему.
Паола не обиделась.

На реалити-шоу «Жизнь со звездой» приглашенные знаменитости делают то, что от них ждут зрители. Спортсмены тренируются в прямом эфире. Певцы поют и пишут песни, иногда дуэтом с напарником по шоу, «простым смертным». Позавчера Паола сообщила мне, что в восторге от новой песни, которую мой бывший клиент написал прямо во время шоу.
Восторг моей дочери вполне понятен. Эту песню теперь часто ставят на радио. И я не знаю, умиляться мне или сердиться, из-за без спроса взятой части моей жизни.
«Паола, мой маленький ангел,
Однажды ты вырастешь и поймешь,
Что любовь – это согревать дыханием озябшие ладони любимого
И понимать, что готова провести всю жизнь,
Согревая его ладони собственным дыханием…»

Звучит как в дешевом романе, правда?...

*использованы слова песни Жоана Мануэля Серрата "Mas que a nadie"